Время и мы. № 144 (1999)

СОДЕРЖАНИЕ

РОССИЯ ГЛАЗАМИ ПРОЗАИКОВ

• Инна ЛЕСОВАЯ. Набросок мягким грифелем
• Владимир ХАНАН. В сторону молодости и печали
• Ирина БЕЗЛАДНОВА. Братья

РОССИЯ ГЛАЗАМИ ПОЭТОВ

• Инна КАБЫШ. Коляска
• Владимир ДОВИН. Книга судьбы
• Елена ПЕЧЕРСКАЯ. Остов московской души

ПОЛЕМИКА

• Дмитрий БЫКОВ и Виктор КОРКИЯ. Два мнения о югославском конфликте

КУЛЬТУРОЛОГИЯ И КРИТИКА

• Игорь ЗОЛОТУССКИЙ. Число бездны
• Вл. НОВИКОВ. Мутант
• Валентин ТРИФОНОВ. Время и место: конец века в Ямском поле

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Леонид ВЛАДИМИРОВ. Жизнь номер два

ЧИТАТЕЛЬСКИЙ ГАЙД-ПАРК

• Куда «мы» идем?

ВЕРНИСАЖ «ВРЕМЯ И МЫ»

• В. ПЕТРОВСКИЙ. Не так страшен Скуратов, как его малюты

ФРАГМЕНТ ИЗ МАТЕРИАЛА ЛЕОНИДА ВЛАДИМИРОВА

…официант подвел меня к столику, из-за которого поднялись очень низкорослый упитанный человек, весьма небрежно одетый, и другой, совершенно противоположной внешности — худой, подтянутый, в ловко сидящей серой паре и ослепительной сорочке с галстуком-бабочкой. Человек крепко тряхнул мне руку — это был Клаф, — а второй несколько церемонно наклонил голову и, отвечая на мое рукопожатие, представился:
— Гольдберг.
Я потрясенно уставился на этого человека.
— А...А...Анатолий Максимович?
— Да. Приятно, что вы помните мое имя-отчество.
— Как это «помните»! Вас вся страна знает и каждый день слушает!
Гольдберг скромно улыбнулся и потупился. Ему явно понравились мои слова. Я рвался сказать что-нибудь еще поприятнее, но не говорить же в глаза, что «вы, мол, самый популярный голос в России» или «как вы замечательно выступаете». И придумал.
— Хотите, расскажу, как вас слушает рабочий класс? Гольдберг буквально просиял.
— Конечно, конечно, я об этом ничего не знаю.
И я стал рассказывать, что когда работал мастером в цехе моторов Завода малолитражных автомобилей, ко мне почти каждый день подходил кто-нибудь из моих молодых рабочих и спрашивал: «Мастер, ты вчера Би-би-си слушал?» Я неизменно отвечал «нет» из перестраховки и в ответ слышал что-нибудь вроде: «Ну и зря — во там один еврей дает!»
Гордон Клаф весело рассмеялся — но не Гольдберг. Тот, напротив, нахмурился и сухо спросил:
— А почему «еврей»?
Вот те раз! Ну как, говорю, почему? Вы же Гольдберг, это еврейская фамилия. Вы замечательно говорите по-русски, но произношение у вас еврейское. Рабочие знали, что я еврей, и хотели сделать мне приятное...
— Вы думаете, у меня еврейский акцент? — уже совсем злобно спросил Гольдберг.
Я мямлил, что нет, не акцент, но так, общее звучание, интонация, в России это очень чутко воспринимают... Гольдберг замолчал и уткнулся в тарелку. Больше за время обеда он не произнес ни слова. Гордон делал героические усилия, чтобы как-то спасти положение, но не преуспел. Я был буквально в отчаянии…
…Жил он в лондонской муниципальной квартире, выстояв за ней долголетнюю очередь, — хотя, конечно, давно мог купить собственное жилье. Не хотел. Детей у него не было, а ему с тихой, все понимающей Эльзой никакой роскоши не требовалось. Вся его жизнь была на Би-би-си, где он проработал 35 лет — но не только на Русской службе! Феномен Гольдберга заключался в том, что он подходил к микрофону на четырех языках — русском, родном немецком, английском и французском. А знал еще пятый — мандарин, потому что жил некоторое время в Китае. Зайдя к нему в кабинет, можно было увидеть Анатолия Максимовича за чтением «Женьминжибао». Немудрено, что на Би-би-си он был живой легендой, — как объяснимо и то, что он, единственный из всех, получил королевскую награду — медаль Британской империи. Медаль эту, как положено, вручала ему королева, и Гольдберг был вне себя от счастья. В любой момент он был готов снова и снова рассказывать, как все происходило в Бэкингемском дворце.