Время и мы. № 74 (1983)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Виктор ПЕРЕЛЬМАН. Театр абсурда
• Аркадий ЛЬВОВ. Прекрасный конек-горбунок

ПОЭЗИЯ

• Лев МАК. Электрический ветер
• Савелий ГРИНБЕРГ. Осколковщина

ПУБЛИЦИСТИКА. СОЦИОЛОГИЯ. КРИТИКА

• Владимир ШЛЯПЕНТОХ. Эссе о власти
• Дора ШТУРМАН. Советские вожди на языке острословов
• Соломон ЦИРЮЛЬНИКОВ. Моральная дилемма Израиля
• Борис ХАЗАНОВ. Опровержение литературы

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Ирина ОДОЕВЦЕВА. Бунин

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

• Владислав ХОДАСЕВИЧ. Парижский альбом

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• По ту сторону окна. Григорий Перкель

ИЗ ЭССЕ О ВЛАСТИ

Власть относится к числу наиболее сильных гедонистических ценностей, то есть служит источником наслаждения. Конечно, это заявление не отрицает чисто прагматической ценности власти. Материальное благосостояние и социальный престиж, обеспечиваемые властью, увеличивают уровень потребления, который в свою очередь сопровождается увеличением доступа ко всем благам жизни, включая и благосклонность людей другого пола — фактор, который трудно переоценить. Сексуальные утехи играли важную роль в жизни большинства властителей — от Нерона до Берии или Джона Кеннеди.
Но как ни важны инструментальные (дополнительные, прагматические) функции власти, гораздо важнее ее терминальная, конечная (гедонистическая) ценность. Власть, как заметил Джилас, это "наслаждение из наслаждений" и неудивительно, что среди властолюбцев всегда было немало последовательных аскетов. (Даже Сталина в чем-то можно причислить к их числу, во всяком случае по сравнению, скажем, с Брежневым — известным "барахольщиком". Во Владивостоке, например, он буквально стащил с плеча Форда понравившуюся ему моржовую шубу, которую Форд только что получил в подарок на Аляске. А страсть к машинам и их вымогательство носили уже просто анекдотический характер.)
Итак, власть сама по себе приносит радость большому числу людей, но, к счастью для любителей власти, не всем — в противном случае возникла бы мощная конкуренция.
Однако при наших слабых познаниях в области человеческой природы и врожденных инстинктов вряд ли возможно сейчас сообщить что-либо существенное о потребности во власти, равно как и об "инстинкте агрессии". Вспомним Конрада Лоренца, экстраполировавшего биологические закономерности поведения животных на человеческое общество, или Мак-Клиленда, писавшего о "потеребности в достижении".
Многие факты, в том числе заимствованные из обыденной жизни, свидетельствуют о силе этой потребности. Наиболее интересен для нас советский опыт. Думаю, что мир давно не был свидетелем такого зрелища, как советское политбюро, где больные и дряхлые люди продолжают годами цепляться за власть, нанося временами очевидный вред не только стране, но и своему здоровью. Даже кончина Брежнева не лишена известного драматизма. За два дня до смерти он, видимо, немалым усилием воли заставил себя простоять два часа на Мавзолее во время парада, чем, вероятно, ускорил свой конец.
Советским лидерам с их жаждой власти подстать и их коллеги в других социалистических странах. Те также ни при каких обстоятельствах не покидают добровольно свой пост. Это в сталинские времена можно было бы объяснить страхом попасть в немилость и погибнуть, но после смерти Сталина такое объяснение потеряло почву.