Время и мы. № 65 (1982)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Игорь ЕФИМОВ. Архивы страшного суда

ПОЭЗИЯ

• Марина ГЛАЗОВА. Холодно розе в снегу
• Элий ВАЙНЕРМАН. Перекись дорог

ПУБЛИЦИСТИКА. СОЦИОЛОГИЯ. КРИТИКА

• Борис ШРАГИН. Авторитарные личности
• Фридрих ГОРЕНШТЕЙН. Шестой конец красной звезды
• Юрий КАРАБЧИЕВСКИЙ. И вохровцы и зэки

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Раиса БЕРГ. Палачи и рыцари советской науки
• Б. ШОССЕТ. Эта прекрасная пресная жизнь

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• Шесть упитанностей шаблона. Вилен Барский

ИНТЕРЕСНО РАССКАЗЫВАЕТ РАИСА БЕРГ

"Идем с Лениным вдоль Енисея, — рассказывал однажды Кржижановский. — Баржа с арбузами где-то повыше затону¬ла. Арбузы плыли по течению. Я говорю Ленину: "Победит революция, первое, что сделаем, — отменим смертную казнь". — "Нет, — говорит Ленин, — революцию не делают в белых перчатках, мы не отменим смертную казнь". Многие ссыльные пытались спорить с Лениным. По их мнению, победа революции принесет народу свободу, равенство. Ленин же ра¬товал за максимальное ограничение свободы, за неравенство, за диктатуру. Знамя революции, ее цель, ее завершение — диктатура пролетариата. "Он сломил наше сопротивление", — говорил Глеб Максимилианович.
До 1929 г. Кржижановский возглавлял Госплан. В 1929 г., по приказу Сталина, он был снят с заведования. Приказ при¬шел, когда Глеб Максимилианович председательствовал на очередном заседании. Молотов и Каганович явились и прер¬вали заседание.
Уже будучи в опале, он пытался помочь жертвам сталин¬ского террора. Разумные проекты объявлялись вредитель¬скими, тех, кто критиковал нелепые проекты, сажали в тюрьму. Глеб Максимилианович жаловался, что не мог по¬мочь Пятакову, когда тот просил у него защиты. Из тюрьмы по нелегальным каналам ему было передано письмо про¬тивников строительства канала Каспий-Арал. Этот чудо¬вищный по своей нелепости проект осуществлен не был. Что помешало — не знаю. Глеб Максимилианович в то время был не в чести. Однако говорил Кржижановский о своих бед¬ствиях с чрезвычайной бодростью.
Когда кончилась война, Глеб Максимилианович ждал ре¬форм, дарующих народу права и свободу. "Правительство, которое не может вознаградить народ за пролитую кровь, должно уйти в отставку, — говорил он. — Наступает время свободы". — "Да что вы такое говорите?! — отвечала я. — Ста¬лин приписывает победу себе и только себе. Знаете ли вы о заградительных отрядах, которые расстреливали отступав¬ших? Знаете ли вы, что все, кто был в плену у немцев, на по¬дозрении как предатели. Судят, ссылают... Нет никакой сво¬боды, и не будет". — "Народ имеет оружие", — пытался воз¬ражать он. "Не беспокойтесь, меры против вооруженного народа приняты. Уроки первой мировой войны не прошли даром, и Сталин ими воспользуется".
В 1952 г. Глеб Максимилианович уже не надеялся больше ни на народ, ни на Сталина. Я шла к нему на улицу Осипенко. Из дома вышла слишком рано и чтобы не прийти до назначен¬ного срока, зашла посидеть в кафе. Центр города, гигантские зеркальные стекла в окнах, шелковые занавески. Посижу, думаю, чаю попью. Отца моего в то время уже не было в жи¬вых, мне по наследству досталась его академическая дача, в экспедиции я не ездила — генетика была намертво запреще¬на. Я писала книгу о путешествиях отца по озерам Сибири и Средней Азии. От жизни простых людей я как-то оторвалась. И вот в этом кафе я вдруг увидела этих самых простых лю¬дей. Спиртными напитками здесь не торговали. Есть было решительно нечего. Подавальщицы в кружевных переднич¬ках и наколках приносили какие-то жалкие салаты. Все сто¬лики, однако, были заняты. Одни мужчины. Человек восемь¬десят наполняло прекрасный, светлый зал. Дело было днем, часа в два. Все пьяны. Откровенная беспардонная ругань, шум, крики. Присутствие женщин-подавальщиц никого не стесняло. Один из пьяных, что-то доказывая своему пьяному же дружку, то снимал возбужденным жестом с головы шляпу, то снова нахлобучивал ее. Матерная брань и ритмика этих движений служили, видно, ему главными аргументами. В гардеробе я сказала пожилому швейцару: "Что-то я не туда попала, куда хотела". — "А так само везде", — сказал он.
"Кто эти люди? — спросила я Глеба Максимилиановича, когда мы встретились. — Где он, пролетариат, хозяин своей судьбы? Пьяное отребье, которое я видела сейчас, — это рабы, заливающие водкой свои невзгоды". — "То, что слу¬чилось со страной, хуже татарского нашествия, — говорил Глеб Максимилианович. — У страны отрубили голову. Я сам уцелел только случайно. Стране нужен Ленин, но сто Лениных погибло в сталинских застенках".
Нет, он уцелел не случайно. Он принял кровавую мораль Ленина и с готовностью фальсифицировал историю в угоду вождю всех народов Сталину.