Время и мы. № 76 (1984)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Виктор ПЕРЕЛЬМАН. Театр абсурда
• Борис ХАЗАНОВ. Антивремя. Московский роман

ПОЭЗИЯ

• Глеб СЕМЕНОВ. Под знаком нарастанья
• Алексей ЦВЕТКОВ. Попусту время верстает шаги
• Борис ПОЛЯКОВ. Мотивы Сиены

ПУБЛИЦИСТИКА. СОЦИОЛОГИЯ. КРИТИКА

• Лев ТИМОФЕЕВ. Последняя надежда выжить
• Исраель ЭЛЬДАД. Еврейская аномалия в трех измерениях
• Илья ГЛЕЗЕР. Американский студент
• Мира БЛИНКОВА. О мертвых для живых

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Джон БАРРОН. КГБ сегодня (Перевод И. Косинского)

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• Гавриил Гликман на Западе

ФРАГМЕНТ СТАТЬИ ЛЬВА ТИМОФЕЕВА

Каждый человек по-своему сопротивляется духовной смерти. Тем более по-своему сопротивляется каждая нация. Но я должен сразу сказать: исследовать, в чем именно заключаются особенности сопротивления каждой нации, мне не под силу.
И все-таки мне хотелось бы поразмышлять об одном непредугаданном, но теперь широко известном последствии советской национальной политики: речь идет о широкой миграции населения из национальных республик в русскоязычные районы. Миграция эта принимает такие размеры, что поговаривают уже об "обратной колонизации" России белыми нацменьшинствами. Не пошел ли маятник истории обратным махом: было — от Орды к Российской империи, теперь — от империи к Орде?
Миграция-то сама по себе еще не вся проблема. Дело в том, что темпы прироста населения у тюркоязычных народов сейчас значительно выше, чем у народов славянских. Уже сегодня неславянское население составляет большинство. Если же принять во внимание, что люди из Средней Азии и Закавказья оказывают своим соплеменникам всемерную поддержку и при устройстве на работу, и в продвижении по службе, и при получении более высокой квалификации, образуя таким образом целые национальные кланы, — то здесь, казалось бы, и можно говорить об "обратной колонизации" России...
Не размоет ли этот поток то, что до сих пор устояло под натиском коммунистической доктрины? Не сохраняя собственные национальные традиции, не поглотит ли "новая Орда" и те христианские нравственные устои, которыми мы-то держимся?
А как это скажется на составе правящих страной органов? Не надо ли связать беды сталинизма с тем, что Сталин — грузин, которому чужда и ненавистна была жизнь русских крестьян, составлявших в ту пору большинство населения? А теперь, когда русских меньшинство, не страшнее ли возвышение азербайджанца Алиева? Да и не один там такой Алиев.
И, наконец, не скажется ли эта демографическая ситуация на составе армии — и если да, то как скажется, с какими последствиями для обороноспособности и нравственного духа войск? Хорошо известно, что в качестве лагерной охраны и для подавления волнений власти наиболее охотно используют солдат-нацменов. И понятно: этим солдатам русские, славяне вообще, прибалтийцы — не свои, чужие. В карательном усердии всегда проявляется та неприязнь, которая за два столетия накопилась к русским колонизаторам — и к прежним, и к нынешним...
Столь широкие нравственные последствия миграционных процессов никак не исследуются социологами — да и материала нет для таких исследований, поскольку чрезвычайно слабо исследуется и сама миграция. Тут можно только строить гипотезы. И вот на уровне гипотезы, догадки я и выскажу одну мысль...
Может, все-таки не так трагичны последствия миграции?