Время и мы. № 47 (1979)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Аркадий ЛЬВОВ. Бизнесмен

ПОЭЗИЯ

• Дмитрий МАЛКИН. Невский проспект
• Илья БОКШТЕЙН. Свет на снегу
• Марина ГЛАЗОВА. Запах хлеба и плесени

ПУБЛИЦИСТИКА, СОЦИОЛОГИЯ, КРИТИКА

• С. В. МЕЛЬНИКОВ. Тексты и код коммунизма
• Эмиль КОГАН. Противоречие духа и дух противоречия

ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ

• Соломон ЦИРЮЛЬНИКОВ. Час смятения

ЗАПАД-РОССИЯ

• В защиту альманаха "Метрополь"
• Феликс КУЗНЕЦОВ. О чем шум
• Семен ЛИПКИН. Образ и давление времени
• Ефим ЭТКИНД. Литературная "нравственность" Ф. Кузнецова

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Р. ПЕРТ. Поздний опыт
• Михаил ДЕМИН. Горькое золото

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ”

• Как фраза римского легионера

ФРАГМЕНТ ПИСЬМА ЕФИМА ЭТКИНДА ФЕЛИКСУ КУЗНЕЦОВУ

…В самом деле, Феликс Феодосьевич, о чем шум?
Этот вопрос задаете Вы заглавием Вашей статьи, его же задают простодушные читатели на Западе, привыкшие к дру­гим меркам. Они понимают, почему власти в Советском Сою­зе бесятся, читая "Архипелаг ГУЛаг" или слушая песни А. Га­лича, но эти невиннейшие тексты, составляющие "Метро­поль" — почему?
Да этот же вопрос задаете и Вы, руководитель московских писателей. Однако лучше Вас никто на этот вопрос не отве­тил — сознаете ли Вы это?
Прежде всего, есть в истории "Метрополя" аспект чисто правовой, — юридический и, одновременно, нравственный. Ваше негодование вызвано тем, что группа писателей опуб­ликовала сборник своих произведений заграницей "с тайной, неофициальной, в обход советских законов, передачей ориги­нала рукописи издателю", "минуя ВААП"... Или, как говорит­ся в редакционном предисловии "Литературной газеты", — сборник был "...заранее, заблаговременно, нелегальными пу­тями переправлен Профферу". Нелегальными? Что это значит? Какие пути пересылки любой рукописи, не содержащей госу­дарственных тайн или вообще шпионских сведений, могут в наше время считаться нелегальными? Минуя, что ли, таможню?
Тайно... Нелегально...
Претензия странная, хотя и хорошо известная нам еще по делу Пастернака, ошеломившему Запад 20 лет назад. Что же Вы хотите сказать эпитетом — "тайная" передача? Право, в каком смысле— тайная? Не объявленная в газетах, в заявлениях на имя Ф. Кузнецова или ВААП? Но ведь рукопись рассказа, или стихотворения, или статьи, или даже романа является личной собственностью автора — точно так же, как мысли этого автора. Разве не имеет права автор — как и вся­кий гражданин — послать в письме, или бандеролью, или по­сылкой, или багажом — любое свое сочинение тому адресату, кому он сочтет нужным? При чем здесь государство или даже Союз писателей? Вот, например, Вы, Феликс Федосеевич, Вы написали свою статью под странным заглавием "О чем шум?.." и, как Вы сообщаете, послали ее 22 августа и пяти американ­ским писателям, выступившим со своим мнением о репрес­сиях в Союзе писателей СССР, и в газету "Нью-Йорк таймс". Эту свою статью Вы послали как — тайно или не тайно? Ее обсуждали на заседании партбюро, я в этом не сомневаюсь, и почтовые расходы оплачивал Союз писателей. Но ведь и во­прос о посылке "Метрополя" почтой тоже, наверно, обсуждал­ся на собрании авторов. Партбюро имеет право разрешить, собрание авторов не имеет такого права, — Вы это хотите ска­зать? Но ведь авторы принимали решение насчет принадлежа­щих им, только и исключительно им, рукописей. Военных или государственных тайн они Карлу Профферу не сообщали. Так что это значит — тайно? Может быть, Вы хотите сказать, что рукопись альманаха была послана не той официальной почтой, которую перлюстрируют при пересылке? Или что авторы не обладают собственностью на свои рукописи? Это последнее предположение особенно страшно. Рукопись — это мысли, ма­териализовавшиеся в письменной речи. Можно ли представить себе запрещение собственности на мысль, на речь, на рукопись —рукопись дневника, лирического стихотворения, интимного письма, даже просто письма, даже открытого письма? Пред­ставить себе это можно — мы так живем десятилетиями, к нам в любую ночь могли ворваться полицейские агенты, вы­красть наши дневники и на основании этих, в одном экзем­пляре хранящихся, "материализованных мыслей", осудить каждого из нас на лагерный срок или на смертную казнь. Представить себе это можно. Но — сегодня, в 1979 году, ког­да, казалось бы, многое изменилось, сегодня повторять то, что Вы по инерции твердили еще в 1958, выгоняя из Союза писателей Бориса Пастернака... Не срам ли это? Не абсурд ли? И пишете-то про это Вы, Феликс Кузнецов, специалист по нравственности! А ведь Вы хорошо начинали в 1962 году. Вы нам казались тогда, в пору оттепели, человеком с совестью и моральной ответственностью. Горько вот что: Вы так привык­ли к полицейским порядкам, что Вам даже в голову не прихо­дит воздержаться от обычных "советских" доводов; так прямо Вы и пишете, — "нелегально", "тайно". Иначе говоря, Вы с полной несомненностью убеждены в существовании цензуры и в ее естественности, необходимости, разумности. Вдумайтесь, куда Вы зашли — в какие дебри абсурда.