Время и мы. № 20 (1977)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Борис Норильский. "Черное и белое"
• Леонид Гиршович. "Царственный миг"
• Лев Левитин. "Соседи"

ПОЭЗИЯ

• Леонид Иоффе. "Пламя для гербария"
• Лия Владимирова. "Про это утро"

ПУБЛИЦИСТИКА

• Майя Каганская. "Внебрачная ночь или семидесятые годы"
• Сергей Пирогов. "Волк у твоего горла"

КРИТИКА

• Нафтали Прат. "Чувство истории"

ИЗ ПРОШЛОГО

• Мария Иоффе. "Начало"

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• "Мир Исаака Спектора"

ИЗ ПОЧТЫ РЕДАКЦИИ

• "Исповедь" римского пилигрима"

ФРАГМЕНТ ИЗ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ЭССЕ МАЙИ КАГАНСКОЙ

И в клочковатых нерешительных сумерках зимнего рассвета я услыхала еще один (для меня — окончательный) вариант сталинского мифа.

...Однажды русский офицер, вконец уставший, изболевшийся и израненный на царевой службе, которую нес с истовой страстностью, в перерыве между двумя то ли походами, то ли путешествиями, то ли разведками в Центральную Азию, приехал на короткий отдых к своим друзьям (богатая дворянская семья) в заштатный городишко Гори и там, в их доме, приключился у него грех с миловидной и кроткой грузинкой, подрабатывающей стиркой господского белья.

И будто бы через положенное время родился у прачки сын, а ее муж-сапожник, намного лет своей юной супруги старше, скандалист, пьяница и неудачник, не только не обрадовался появлению долгожданного первенца, но, напротив, впал в очередной запой, буйство и отчаянье, которого причину изливал на всех своих собутыльников.

И будто бы — опять же, спустя некоторое время, — пришел в богатый дворянский дом чек на крупную сумму, подписанный славным офицерским именем, гремевшим тогда уже по всей России, — с просьбой (письменной) передать означенную сумму миловидной прачке на воспитание сына Иосифа.

И будто бы документик сей сохранился, лежит в одном из московских архивов, и есть люди (хозяин наш в их числе), которые собственноручно и собственноглазно документик удостоверили...

Ни на секунду не поверив фактически-правдоподобной стороне легенды, я сразу прониклась ее притчевой мудростью: Сталин был зачат и рожден от духа русской империи, и рождение его было незаконно.

Черный, деготный цвет и вкус незаконности пронизал историю, сознание, психический склад огромной страны, сообщив ей характер злой, опасной и — в каком-то последнем остатке — нелепой тайны. Ведь не случайно понятие "государственной тайны" (равно как и государственной измены) почти исчерпывает политическое, правовое и нравственное мышление современной России.

Любой русский, любой человек, родившийся в России, независимо от того, догадывается он сам об этом или нет, приобщен к тайне, "заражен" ею. Это семейная тайна, тайна брачной постели и грех брачной измены, тайна семьи-избы, откуда сор не выносится, тайна незаконного времени и грех незаконно прижитых от него поколений...

В метрике времени граф? "отец" не заполнена: пропуск, прочерк, зияющая пустота. Подозреваются и неотразимый офицер в окружении подвигов, кадрилей, мазурок и неуклонного расширения имперских границ, и оскорбленный и уни¬женный полулюмпен, протестом, мятежом и революцией берущий реванш за небрежные господские шалости.