ЗА ЧЕТВЕРТЬ ПИНТЫ ПИВА
Отчего-то принято считать, что цензура является непременным атрибутом только авторитарных и тоталитарных режимов.
Что в странах, считающихся демократическими и свободными, ничего подобного не может быть просто потому, что быть ничего подобного не может.
Ага. Щас. В смысле — сейчас я вам расскажу, что там по этой части может быть и чего не может.
* * *
В выходных данных этого издания значится:
Орвелл Джордж. Скотский хутор. Сказка / Авторизованный перевод с английского Марии Кригер и Глеба Струве.
Третье, проверенное и исправленное издание. Frankfurt am Main: Possev-Verlag, 1971.
Если верить официальной посевовской библиографии, первое издание русского перевода орвелловской притчи «Animal Farm» («Звероферма»)
было выпущено в 1950 году. На его обложке имя автора было воспроизведено как Георг Орвэлл. Издание второе последовало семнадцать лет спустя, в 1967-м.
Оно вышло в ином, уменьшенном формате, и Орвелл на его обложке значился уже не Георгом, а Джорджем. Ещё через четыре года вышло издание третье,
которое было заявлено как «проверенное и исправленное» — что автоматически означало, что в первых двух изданиях имелись какие-то неточности
и искажения, которые были при подготовке третьего ликвидированы. Указание же на то, что перевод на русский язык, осуществлённый
супругами Струве и Кригер, является авторизованным, должно было свидетельствовать, что автор имел удовольствие держать его в руках
и лично дал «добро» на публикацию. Однако поскольку Джордж Орвелл умер в январе 1950 года, а первое издание «Зверофермы» под дурацким
названием «Скотский хутор» последовало хотя и в том же самом году, но несколько позднее, ясно, что увидеть его автору было, увы, не суждено.
А может, и не увы, а к счастью.
Отчего? Да оттого, хотя бы, что, случись автору «1984» и «Памяти Каталонии» взять это русскоязычное издание в руки и начать перелистывать,
сличая его текст с английским оригиналом, — его бы, вероятнее всего, хватил товарищ Кондратий. Поскольку через очень короткое время Джордж Орвелл
убедился бы в том, что его сочинение подверглось издательской цензуре. Особое же его возмущение и негодование наверняка вызвал бы тот крайне
прискорбный факт, что цензура эта была не коммунистическая, а антикоммунистическая — соответственно, от этого не менее, но гораздо более мерзкая.
В небольшой по объёму (четыре листа) повестушке было сделано столько же — четыре — купюры. Две из них, наиболее существенные, касались
одной общей линии, а именно — сатирического отношения автора «Зверофермы» к христианской религии вообще и к отдельным её адептам и догматам
в частности. Отношении, которое Орвелл выразил в описании одного из обитавших на ферме мистера Джонса персонажей — ворона по имени Мозес.
То бишь Моисей. Его энтээсовские цензоры из текста просто убрали — или, как выражаются современные троглодиты, выпилили. И Мозес из истории
исчез — словно его в ней никогда и не было.
Первая купюра была сделана во 2-й главе — там, где после фразы «Молли согласилась, но это как будто не совсем убедило её» следовал абзац
такого содержания:
«Ещё труднее было свиньям бороться с ложными верованиями, которые распространял Моисей, ручной ворон. Моисей, любимчик фермера Джонса,
был его осведомителем. Кроме того, у Моисея был ораторский талант. Он возвещал, что существует некая чудесная страна — Леденцовая гора,
куда все животные переселяются после смерти. Находится эта страна где-то на небесах, за облаками, утверждал Моисей. На Леденцовой горе —
вечное лето, круглый год цветет клевер, на кустах растут жмыхи и кусковой сахар. Животные не любили Моисея, потому что он болтал языком и
не работал. Но кое-кто верил в Леденцовую гору, и свиньям приходилось долго доказывать, что такого места не существует».
Вторая купюра появилась в главе 9-й — после фразы «Раны на спине Снежка, которые некоторые животные всё ещё помнили, были причинены зубами
Наполеона» — где в оригинальном тексте «Зверофермы» снова возникал неправильный ворон Моисей. То есть Мозес. И не просто возникал, а проповедовал:
«Несколько лет отсутствовавший ворон Моисей неожиданно снова появился на ферме в середине лета. Он почти не изменился, по-прежнему не работал
и рассказывал прежние сказки о Леденцовой горе. Он садился на пень и, размахивая чёрными крыльями, часами проповедовал всем готовым его слушать.
“Там наверху, товарищи, — говорил он торжественно, показывая на небо своим большим клювом, — там наверху, вон за той тучей находится Леденцовая гора.
Это — райская страна, где мы, бедные животные обретем вечный отдых от наших трудов!” Он даже утверждал, что, когда залетал очень высоко,
бывал там и видел своими глазами вечно цветущий клевер и кусты с растущими на них жмыхами и кусковым сахаром. Многие животные верили ему.
Наша теперешняя жизнь, размышляли они, — это голод и изнурительный труд. И если бы где-то существовал лучший мир — разве не было бы это
прекрасно и справедливо? Не очень понятно было отношение свиней к Моисею. Они с презрением отвергали его выдумки, но всё же разрешили ему
остаться на ферме и, не работая, ежедневно получать четверть пинты пива».
Данные купюры, сделанные в первом издании посевовского «Скотского хутора» в 1950 году, автоматом переходили из него и во все последующие,
включая третье, «проверенное и исправленное». Догадаться о том, что энтээсовцы втюхивают своим читателям кастрированный текст Орвелла, ни
один читатель, не видевший его в оригинале, разумеется, не мог, поскольку издательство «Посев» никаким образом их в макете книги не обозначило.
Кто именно из энтээсовцев был инициатором такого издевательства над получившим всемирную известность сочинением Орвелла — точно не установлено.
Но не подлежит никакому сомнению, что тот, кто это сделал, в следующей жизни попал на ферму мистера Джона и стал одним из тех её обитателей,
чьи мозги смущал своими завлекательными россказнями про Леденцовую гору ворон Моисей.
Павел Матвеев
