Время и мы. № 127 (1995)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Аркадий ЛЬВОВ. Химеры

ПОЭЗИЯ

• Лия ВЛАДИМИРОВА. Седины осенний снег
• Андрей ГРИЦМАН. Глухие времена

МОМЕНТ ИСТИНЫ

• Владимир ШЛЯПЕНТОХ. Посткоммунистическая Россия: новый социальный организм на десятилетия
• Лев НАВРОЗОВ. Какой капитализм хотят русские?
• КОММЕНТАРИЙ РЕДАКЦИИ. Гримаса истории: российский капитализм — это детище коммунизма

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Анатолий РУБИНОВ. Интимная жизнь Москвы

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

• Василий ЯНОВСКИЙ. О мертвых мы обязаны говорить только правду

ТРИБУНА ФЕЛЬЕТОНИСТА

• Алекс БОРИСОВ. По законам Колонтаевской улицы

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• В. ПЕТРОВСКИЙ. Абсурд и апокалипсис Леонида Пурыгина

К ДВАДЦАТИЛЕТИЮ ЖУРНАЛА "ВРЕМЯ И МЫ"

• Виктор ПЕРЕЛЬМАН. Редакция — это я, а о журнале пусть судит читатель

ФРАГМЕНТ ИЗ КНИГИ АНАТОЛИЯ РУБИНОВА

Руководители Главного Распределителя лучших в стране продуктов умиляются тем, как выстояло их учреждение в годину самого большого его испытания. Это было в 1957 году. К 40-летию Великой Октябрьской революции вдруг вспомнили о тех, кому страна обязана своим счастьем: о старых большевиках. Люди, сделавшие советскую власть, и в каждый круглый юбилей ее славшие горячий коммунистический привет то вождю народов, то его хулителю и в то же время преемнику, стали старичками. Их кабинеты давно уже занимали другие люди, а на городских бульварах сидели сердитые, отощавшие женщины и мужчины слегка нищенского вида. Они громко толковали о прошедшей и сегодняшней жизни и отчетливым шепотком, чтобы слышно было только своим, спрашивали друг друга: за что боролись?
Будто бы подслушали шепот на бульваре: в честь сороковой годовщины Великого Октября решено было прикрепить к "Кремлевке" старых большевиков, кто им стал до 1917 года! К 40-летию революции, которая принесла свободу и равенство всему народу, было уже три степени различия, объединенных словом "Кремлевка". Две учредил когда-то "Лечсанупр": первую — право отдельно, лучше всех питаться, вторую — лучше всех лечиться. Это стало называться "двойной Кремлевкой". А третьей "Кремлевкой" был отдельный от всех телефон, по которому позвонит только свой человек и ни за что не пробьется посторонний.
Старым большевикам дали две "Кремлевки". Третьей не дали, потому что — зачем они им, когда они сидят дома? Каждого вызвали в Управление делами ЦК КПСС и вручили на ноябрь 1957 года маленькую книжку беленьких талонов. 30 листов — по числу дней в месяце. Со словами "обед" и "ужин".
Привыкшие на бульваре говорить между собой откровенно, старые большевики теперь охотно обсуждали гастрономические проблемы в холле своего филиала "кремлевского" питания — вслух, в полный голос, потому что вокруг были только свои. Как на закрытом партийном собрании. В скором времени именно из их громких прений персонал стал узнавать самые последние и вполне достоверные новости о "спеццехах".
Оказывается, Госстандарту пришлось принять новую рецептуру колбасы, от которой она сильно пострадала на вкус и вид. Однако сделано оно было, конечно, в государственных интересах — ради самых широких масс трудящихся. В самом деле, в Москву под видом любознательных туристов стали съезжаться жители всех окрестных городов, которые просто хотели есть.
Но начиналась экскурсия в столицу не с мавзолея Ленина, не с Третьяковской галереи, которая находится тоже поблизости отсюда, а с ГУМа. Точнее — с его "Гастронома", который возбуждал приезжих, сводил их с ума одними смешанными запахами разнообразной колбасы.
Старые большевики — бывалые москвичи — раньше тоже возмущались опустошительными набегами провинциалов. Теперь же, находясь на Большом Комсомольском переулке, тоже поблизости от КГБ и Сорокового "Гастронома", они стали терпимее: поняли, что люди устремляются в столицу с сумками не из-за плохого воспитания — в их родных местах магазины совершенно пусты. Желая быть справедливыми к рядовым советским людям, старые революционеры, когда-то исколесившие по своим политическим делам всю Россию, знали, что там еще с досоветских времен есть предприятия, изготавливающие колбасу, но в магазинах этих городов вовсе нет самой колбасы, потому что всю ее отправляют в Москву или в Ленинград. Правильно ли это?
Живя в гуще народа, заслуженные большевики знали и о том, что все пригородные поезда, отходящие от Москвы, пахнут колбасой. Поезда в Рязань и Тулу, в Калинин и Смоленск стали делаться без полок — зачем там спальные места, когда ехать три часа или шесть? Сначала эти поезда так и называли "сидячими", а потом — "колбасными"... Самих же пассажиров, уезжавших из Москвы с полными кошелками, назвали "колбасными десантом".
Вот почему старые большевики в Большом Комсомольском переулке, отдавая себе отчет, что любимая еда советского народа — это колбаса, с пониманием отнеслись к намерению Государственного комитета по стандартам уменьшить колбасный дефицит. Госстандарт нашел способ увеличить общее количество колбасы из того же количества мяса: немного разбавить мясную основу колбасы кое-какими прибавками... Сверх прежней добавки в виде костной муки, полученной из бедер, позвонков и других частей скелета быков и переставших давать молоко коров разрешено было "применение при производстве колбасных изделий" "свинины в шкуре", "свинины, полученной при жиловке мясной обрези", а также "говядины жилованной, полученной при жиловке мясной обрези", всяческих "срезок от зачистки", "жилованной щековины", "мясной массы, полученной методом механического прессования говяжьей или свиной кости" и т. д.