Время и мы. № 124 (1994)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Инна ЛЕСОВАЯ. Следствие
• Людмила УЛИЦКАЯ. Ветряная оспа
• Игорь ЯРКЕВИЧ. Две литературы. Берия, или боярыня Морозова
• Борис ПИСЬМЕННЫЙ. Смерть Дария Ильича

ПОЭЗИЯ

• Белла АХМАДУЛИНА. Пульсировала бесконечность
• Владимир ДРУК. Из старых тетрадей

ПУБЛИЦИСТИКА. СОЦИОЛОГИЯ

• В. БОГОЯВЛЕНСКИЙ. Доживет ли Россия до 2000 года?
• Владимир ШЛЯПЕНТОХ. Ценности в посткоммунистическом мире
• Лев АННИНСКИЙ. Меж Рафаэлем и охломоном

ИСКУССТВО

• Елена ДУБИНЕЦ. Музыка — это все, что звучит вокруг
• Сергей РАХЛИН. Закон и кулак

ИНТЕРВЬЮ "ВРЕМЯ И МЫ"

• Валерий ЗОРЬКИН. "Я буду судьей и никем более"

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Александр ЖУРБИН. Рисунок и музыка жизни
• А. НЮРНБЕРГ. Рассказы старого художника

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

• Юрий КАРАБЧИЕВСКИЙ. Новая литература — это литература отсутствия

ТРИБУНА ФЕЛЬЕТОНИСТА

• Алекс БОРИСОВ. "Все смешалось в доме Облонских"

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• Дом на Поварской и его хозяин. Борис Мессерер

АЛЕКСАНДР ЖУРБИН О ШОСТАКОВИЧЕ, ШНИТКЕ И ДРУГИХ

Шостаковича и Шнитке я и считаю своими главными учителями. Как известно, Шостакович умер в 1975 году, последние три-четыре года он уже не преподавал, так как был тяжело болен. Общались мы с ним в его летней резиденции, в Репино, под Ленинградом. Я показывал ему написанные сочинения, он вносил поправки. Формально Шостакович не был моим учителем, а скорее ментором, наставником в самом высоком смысле этого слова.
Вообще, в моей жизни тема Шостаковича и Шнитке — это особая тема. И о том, и о другом написаны горы литературы. Но всякий раз, когда я называю их имена, у меня появляется ощущение, что что-то главное о них так и не сказано. Возможно, это чувство от того, что я их обоих знал лично. Шостаковича последний раз видел месяца за два-три до его смерти, а с Шнитке встретился, вообще, недавно, уже здесь, в Нью-Йорке. И никогда меня не покидало ощущение величия обоих — их мощного воздействия на современную музыку.
Шостакович поразительным образом отразил свое время. Языком музыки он написал его выразительнейший портрет, где-то страшный и драматический, где-то гротескный, иногда очень ироничный. Да, он был жертвой сталинской эпохи, но одновременно и ее зеркалом, эпохи, которая постепенно уничтожала его как личность. В жизни он всех и всего боялся. Это сказывалось во всем, в его каждодневном поведении, даже в манерах. …И эта упомянутая выше боязнь приобретала какие-то фантастические, кафкианские формы. Он боялся Сталина, боялся ЦК, боялся партии, боялся инструктора ЦК Апостолова, курировавшего музыку, боялся плохой погоды.
........................................................................................................................
И, между прочим, так же отразил свою эпоху Альфред Шнитке, но уже другую, брежневскую эпоху. Правда, Шнитке сопутствовало еще и везение, которого не было у Шостаковича.
В первую половину своей жизни Шнитке также находился под жутким прессом советского режима. Но если бы этого не было, если бы он родился, скажем, в Европе, и там писал свою музыку, никто, возможно, его бы и не заметил. Именно потому, что на него давили, его запрещали, мучили обвинениями что его музыка вредна, что это формализм — благодаря всему этому он и был замечен на Западе. В этом, по-видимому, и заключалось его везение.