Время и мы. № 59 (1981)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Феликс РОЗИНЕР. Некто Финкельмайер
• Александр ТУЧКОВ. Операция "Соломон"
• Фридрих ГОРЕНШТЕЙН. Разговор

ПОЭЗИЯ

• Александр ВЕРНИК. По головам, по черным перекрестам
• Татьяна ФИЛАНОВСКАЯ. Геометрия времени

ПОЛИТИКА. ЭКОНОМИКА. СОЦИОЛОГИЯ

• Леонид ТЫКОЦКИЙ. Темная ночь над "светлым будущим"
• Г. НИЛОВ. Параложь советской системы
• Вольфганг Зеев РУБИНЗОН. Алия в зеркале социологии

ПИСАТЕЛЬ И МИР

• Георгий БЕН. Стремление к истокам

НАУКА ДВАДЦАТОГО ВЕКА

• Артур КЕСТЛЕР. Парапсихология в свете новой физики

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Лев ЛАРСКИЙ. Партия — наш рулевой. Из мемуаров ротного придурка
• Илья СУСЛОВ. Мои автографы

ИЗ КНИГИ ЛЬВА ЛАРСКОГО

…я вспомнил, каким страшным ударом судьбы явилось для меня, юного пионера, исключение папы из партии. Хотите знать, как это было? Было это вот как.
В этот черный день моей жизни, забежав в школьный сортир, я оказался там один на один со старшеклассником Сафоновым, который одно время был в нашем отряде вожатым.
— Эй, жид! — ни с того, ни с его сказал мне он, застегивая ширинку. Я подумал, что Сафонов, несмотря на его комсомольский значок, является отсталой личностью, обремененной пережитками прошлого. Но все-таки он был нашим вожатым, и я позволил себе поэтому вступить с ним в дискуссию. Как обычно в подобных случаях, я прибег к помощи своего Друга детства и Покровителя.
— А вы знаете, что сам Карл Маркс, наш Главный Вождь, был евреем? — спросил я, полагая, что сразил Сафонова наповал.
— Ну и что? И Карл Маркс жид! — невозмутимо ухмыльнулся Сафонов, застегнув на ширинке последнюю пуговицу.
Я просто оторопел: такого я еще не слыхал!
— Что вы сказали?! Вы знаете, что вам за это будет? — решительно пошел я на него.
— А ты меня не пугай, ты первый в уборной про Карла Маркса стал говорить. За это дело, знаешь?.. — отпарировал "вожатый".
Как уже знает читатель, я никогда не дрался, но назвать моего Друга детства и Покровителя жидом? Это, знаете, было слишком. Я так заехал Сафонову по скуле, что он от неожиданности отлетел к стенке. Однако сгоряча я не заметил, что в сортире мы с ним не одни! сзади меня, оказывается, сидел на унитазе верзила Стародворцев из его класса. Он развернулся и прямо с унитаза со всего маха врезал мне в глаз...
Меня повезли в глазную больницу на улице Горького, а после больницы папа повел меня, всего перевязанного, в милицию составлять протокол. Он хотел отдать хулиганов под суд.
Но ни папе, ни милиционеру я не рассказал из-за чего произошла драка. Подумал: "А вдруг и вправду про вождей в уборной нельзя говорить? Вдруг Сафонов расскажет про это, если я скажу, как он обозвал нас с Карлом Марксом?"
— Кто первый ударил? — спросил дежурный по отделению.
— Я! — признался я.
— Значит, сам и виноват! — сказал дежурный. Папа стал с ним спорить.
— А вы кто такой? Где работаете? — спросил его милиционер.
— Я временно не работаю, — тихо ответил папа.
Это было для меня новостью, я был уверен, что папа работает в своем Институте и еще в Военной академии.
— Почему в военной форме ходите? — пристал к нему милиционер. — Вы член партии?
— Я исключен, я подал апелляцию, — извиняющимся голосом сказал папа, но слова его ударили меня посильнее, чем кулак Стародворцева. Представить себе папу без партбилета я просто не мог. У меня это не укладывалось в голове. От боли и от обиды я потерял сознание и грохнулся на пол.