Время и мы. № 31 (1978)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• И. ВАРЛАМОВА. Мнимая жизнь
• Лев НАВРОЗОВ. Воспитание Левы Наврозова

ПОЭЗИЯ

• Лия ВЛАДИМИРОВА. Будто на пороге перемен
• И. ГАРИК. Не бойся, не надейся, не проси

ПУБЛИЦИСТИКА

• Нафтали ПРАТ. Если только за себя

ПИСАТЕЛЬ И МИР

• Петр ВАЙЛЬ, Александр ГЕНИС. На аврале
• Владимир ВИШНЯК. Несговорщик с антикультурой

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Лев ЛАРСКИЙ. "Здравствуй, страна героев!"

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• Феерический мир Иры Райхваргер

ФРАГМЕНТ ИЗ РОМАНА ИННЫ ВАРЛАМОВОЙ

Или взять пресловутую Паню: работает приемщицей в прачечной, муж — водитель троллейбуса (она произносит "тролебус"), дочь у нее "мастер" (имеется в виду парикмахерша), а лексика такова, что Иоганна Карловна, если и не сделает ей замечания, то бросит укоризненный взгляд, — "оторва", "тип-топ", "всю дорогу молчит" или это ее бесподобное "я тебя в упор не вижу". Ну что, казалось бы, в ней неясного? Проще пареной репы — вынимай из мешочка фанерки и складывай фигуру мещаночки с московской окраины. Ан — не выходит.
Однажды завела она разговор про сына — он был в армии, где-то в Сибири — и вдруг по наивности выложила такие подробности его службы, о которых в этой компании "с бору да с сосенки" лучше бы умолчать.
А говорила она вот о чем: что, мол, Игорь работал там в подземелье, и в одно прекрасное воскресное утро их отделение привезли на работу, велев следить за приборами. Каждый сидел в своей камере, как вдруг загорелась красная лампочка и так заверещал, загудел какой-то там счетчик ("уж не Гейгера ли?" — подумала Нора), что все они повыскакивали из камер и увидели, что гудит весь туннель, а электричка в тот день не ходила (потому — воскресенье), сказано было, что придет за ними только к концу смены, и тогда они побежали по шпалам, и туннель гудел, как психический, и на стенах мигали красные лампы, а сзади их еще догонял какой-то кошмарный шорох и писк — это была "крыса", целые полчища крыс сплошной рекой неслись по туннелю, так что пришлось переждать, пока, залезая друг другу на спины, в два, нет, в целых три этажа, крысы прочешут мимо, а потом ребята помчались дальше, к горлу туннеля, туда, где в свинцовой будке стоял часовой, еще оставалось семь километров, а когда бежать уже было всего-ничего, Игорь упал и сказал, что все, больше не может, конец, но тут Ванька Хватов, сержант, спасибо великое, заставил его подняться, да матом, матом его хорошенько и, когда, наконец, они выскочили за зону и чурками попадали в снег, — нате вам! — обнаружилось, что одного солдатика где-то в пути потеряли, чучмека по имени Иламан (здесь Иоганна Карловна, не выдержав, перебила: "Фу, Паня, что еще за чучмек, как не совестно, право!", на что та даже не отмахнулась, словно не слышала), и Ванька Хватов сказал: "Ребята, неужто бросим его? А ну, кто со мной?", и тогда ее дурошлеп поднялся с сугроба: "Мать, не мог я иначе, — объяснил он ей, — в тот момент, говорит, решалось, кто я есть, человек или фраер", ну, и пошли назад, и сам часовой им сказал: "Вам что, ребятки, жизнь надоела? Туннель-то — аж воет", но они не послушались, дошли до места, где, точно помнили, еще был Иламан, а там как раз ответвление (приотстал, видать, от своих дружков да и свернул не туда), искали-искали, а он, сердешный, как провалился, может, крыса его съела, только больше того чучмека начальство даже не поминало, как и не было человека, а энтих, всех до единого, на проверку возили в город и оказалось, много что-то они схватили рентгенов, а Ванька Хватов с ее Игорьком — даже по нескольку сот, так что списали их подчистую.
Ну, как это все понять? Правда, назвала она своего Игорька "дурошлепом", что в ее образ в общем-то "вписывалось", но рассказ в целом да и само словцо окрашены были такой материнской гордостью, что Нора не могла не признать: в картинку под названием "Паня" явно попали чужие фанерки, которые некуда вставить. Так, может, ошибка в эту картинку вкралась уже вначале?