Время и мы. № 19 (1977)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Олдос Хаксли. "Счастливый новый мир"
• Лев Меламид. "Ехать — не ехать..."

ПОЭЗИЯ

• Стихи современных поэтов. "Лирическая мозаика"

ПУБЛИЦИСТИКА

• Егошуа А. Гильбоа. "Ценности в обезличенном мире"
• Борис Шрагин. "Портрет с натуры"

ПИСАТЕЛЬ И МИР

• Наталия Рубинштейн. "Дом, которого нет"

ИЗ ПРОШЛОГО

• Мария Иоффе. "Начало" *
• К. Вилковский. "Прощание с Олешей"

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• "Почерк Виктора Кульбака"

_____________
* Рекомендуем прочесть повесть Марии Иоффе «Одна ночь» на сайте им. Андрея Сахарова

ФРАГМЕНТ ПОВЕСТИ М. ИОФФЕ «НАЧАЛО»

…наслед¬ство еще долго не давало покоя нашей семье. Все жили мы¬слью: вот станет известно истинное имя нашего благодетеля, в доме даже любили рассуждать, как справедливее разделить ожидающее нас богатство.

Мама моя умерла очень рано — я ее почти не помню, — зато мачеха, которая была большой святошей, не уставала говорить, что как только получим деньги, надо будет вы¬строить богадельню для бедных, а папа — человек очень живой и остроумный — в ответ на эти мечтания отмахивал¬ся: "Да все это чушь. Он был, наверно, шпион или авантю¬рист. Откуда у него такое состояние!"

Всякий раз, как мы только собирались, мой двоюродный брат Борька, спортсмен и атлет, вставал в позу и объявлял: "Именем президента Соединенных Штатов Америки все вы объявляетесь наследниками такого-то состояния!" Однажды сестра меня спросила: "Скажи, что ты будешь делать, когда мы получим все эти бумаги?" На это я не задумываясь от¬ветила, что все эти дурацкие бумаги я сожгу, потому что это наследство губит всю нашу семью. В доме, однако, дер¬жались иного мнения. Тетя Иоганна говорила: "Понимаешь, Мусенька, там семерка с энным количеством нулей". На что я отвечала: "Знаете, тетенька, мы получим все эти нули, но вот насчет семерки сомневаюсь".

Кончилась эта история тем, что одна из теток, Елена Анд¬реевна Зак, будучи замужем за представителем Джойнта в России, уехала после смерти мужа за границу, предвари¬тельно взяв доверенность от всех наследников. Елену Анд¬реевну с тех пор никто из нас не видел. Это было спустя много лет после революции, я уже давно была в лагере, и, разумеется, никаких бумаг ей дать не могла.

Так или иначе, мое детство не было связано ни с рево¬люцией, ни с революционным движением. У нас была типич¬ная семья еврейских коммерсантов, имевших право жить в Санкт-Петербурге, и эту злополучную историю с наслед¬ством я рассказала для того, чтобы как-то очертить круг их интересов.

Кто из моих многочисленных дядюшек и тетушек, столь гордившихся своим курляндским происхождением, мог представить, как сложится моя судьба, да и судьба других детей, для которых революция станет главным содержанием жизни, как разметет революция нашу семью и какой траги¬ческий урок она всем нам преподаст!

Но все это произойдет много позже, а пока что сразу пос¬ле возвращения из Америки умирает мама, и отец, будучи еще сравнительно молодым человеком, женится на двадцати¬пятилетней красавице, и в нашем доме появляется мачеха. Внешне она была неподражаема, но по характеру гоголев¬ская ведьма. Я так и не смогла простить отцу этой женить¬бы, и, возможно, именно она во многом определила мою будущую судьбу.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет и я кончила четвертый класс, я заявила отцу, что мы с Додушкой ухо¬дим. Додушка был моим младшим братом. В день смерти мамы ему было всего девятнадцать дней, я его очень люби¬ла и считала, что, кроме меня, его некому опекать. Так вот, я пришла к отцу и сказала, что мы с братом дальше жить так не можем. К моему удивлению отец воспринял это со¬общение весьма серьезно, единственно, что сказал: "Ну ты понимаешь, что это значит? Это две квартиры, две при¬слуги, два расхода. На это у меня средств нет".

Отец мой служил управляющим в знаменитой фирме Бориса Каплана "Сукно и меха". Сам Каплан был очень стар и почти все дела передоверил отцу, который по тем временам зарабатывал огромную сумму: двести рублей. Служащие очень обижались, отчего отец так много получа¬ет. На что старик Каплан неизменно отвечал: "То, что дела¬ет он, никто из вас сделать не сумеет".

Была у нас в случае нашего ухода из дома и еще одна трудность: отделившись от отца и без его содействия право жительства в Петербурге мы с Додушкой получить не могли, но и жить еще три года с мачехой, пока кончу гимназию, я тоже была не в силах. И вот тогда я решила сократить время своего пребывания в гимназии и сразу перейти в шестой класс. Целое лето я не вставая занималась, сама, без всякой помощи. Наша гимназия была очень трудной, с латынью и сложной математикой. Все было как у маль¬чиков, а не как у девочек. Таких трудных было только три гимназии в России.

Так вот, после лета я пришла и заявила, что хочу в шестой класс. Начальница — очень строгая, в муаровом платье, через руку трем перекинут, говорила басом — встретила меня с удивлением, которое не в силах была скрыть: "Ты что, с ума сошла? Прости меня, конечно, бывает, что в высших учебных заведениях талантливые люди кончают два курса за год, но чтобы в гимназиях прыгали через класс, такого я еще не слышала!"

Я объяснила, что у меня семейное положение особое — в это время прозвенел звонок, — и я спросила начальницу, куда же мне идти. "Куда хочешь!" И я пошла в шестой класс.

Математик наш преподавал в Академии Генерального штаба. Был он очень смешной, маленький, на голове воло¬сики торчат. И еще очень рассеянный. Меня он вообще вна¬чале не заметил, вошел в класс и сказал: "Сегодня будем доказывать теорему Пифагора".

"Что ж это такое, думаю, ведь мы ее давно прошли, и летом я прошла ее еще раз сама". "Но, — продолжал он, — не геометрией, а алгеброй докажите, что А² + В² = С²".

Позже я так и не смогла ни понять, ни вспомнить, что произошло со мной. Девочки мне говорили, что я была как сомнамбула. Протянула руки. Иду к доске. Рисую в сторо¬не треугольник, потом квадраты. Произвожу алгебраиче¬ские действия и в итоге получаю нужный ответ. И такое меня охватило счастье, подобное какому-то озарению. Мне уже было все равно — пятый, шестой класс, девочки, учитель. От переполнявшего счастья я никого не видела. Повернулась, иду назад, снова руки вперед. Глаза квадратные. Когда пришла в себя, то никак не пойму, отчего все шушукают¬ся. Может быть, у меня что-то не в порядке? Да нет же — оказывается, математик по пятибальной системе поставил мне шесть и при этом сказал: "У меня в Академии еще никто этого не решил!" Интересно, что в жизни я никогда больше не испытывала подобного "озарения".